Исилдур и его семья после трагедииПосле того, что случилось с семьей Нолондила, Исилдур еще сутки просидел в своей комнате, запершись изнутри и ни с кем не разговаривая. Потом он все-таки спустился к очередному завтраку, но вернуться к привычной жизни, как бы он сам этого ни хотел в душе, у него не получалось. И не получилось – в нем как будто что-то окаменело или заледенело со смертью родичей. Отец пытался ему за что-то выговаривать, но он плохо понимал, за что, и о чем тот вообще говорит – с тем же успехом Элендил мог бы ругать каменную статую. Исилдур ел, но не чувствовал вкуса; жизнь утратила привычные краски, у него было такое ощущение, будто он наблюдает за происходящим со стороны или вообще все это случилось не с ним, а с какими-то другими людьми, и он сейчас просто слушает или читает их историю. Впоследствии этот день словно стерся из его памяти – что он делал после завтрака? Фириэль, кажется, о чем-то спрашивала – что он ей отвечал? И отвечал ли вообще? Что было днем и вечером, до того, как он лег спать? Все стерлось, исчезло, к тому же будто бы ему было мало собственной боли – так еще и отец с дедом добавили: нашли время и место снова обвинять его в непочтительности и неуважении к старшим. Хотя это, к счастью, продлилось недолго – у родичей появилось более важное дело: они решили забрать себе дом Нолондила, на который имели все права по закону как члены семьи и наследники первой очереди. Амандил, естественно, отправился со всякими соответствующими бумагами к королевскому чиновнику, занимавшемуся имущественными вопросами – Исилдуру в тот момент почему-то показалось, что его попытка заполучить дом старшего племянника не увенчается успехом. Предчувствие в очередной раз его не обмануло: вернувшийся домой дед выглядел совершенно потерянным и расстроенным.
- Неужели они посмели тебе отказать?! – искренне удивился Анарион, который явно не ожидал такого поворота событий. – Ведь этот дом по закону наш!
- Наших соседей сожгли живьем тоже по закону? – разозленно ответил Амандил. – Теперь закон ничего не значит, а в особенности в отношении Верных!
Немного успокоившись, он наконец объяснил родичам, что ему сказал чиновник. Во-первых, выяснилось, что они наследники второй очереди, потому что Мериль, которую считали пропавшей без вести, на самом деле жива и здорова – все эти годы она жила в Арменелосе вместе с Аллором, а сейчас замужем за каким-то придворным, и поначалу дом Нолондила хотели передать ей. Однако она почему-то отказалась, наверное, за богатого человека вышла, и у ее супруга и так все кладовые от серебра и золота ломятся, он может себе позволить построить хоть сто домов во много раз лучше. Во-вторых, несмотря на отказ старшей дочери Нолондила от наследства, семье лордов Андуниэ этот дом все равно не отдадут – проклятый прислужник Ар-Фаразона мотивировал это тем, что вскоре с материка должен приехать вместе с семьей какой-то знатный морадан из числа ближайших подручных аж самого старшего советника Зигура (о Эру, уже старшего, хорошо еще, что пока не короля Нуменора…), и ему на первых порах понадобится хоть какое-то жилье. Амандилу пришлось убраться несолоно хлебавши. Поначалу он пытался спорить с наглым чиновником, но дело кончилось тем, что тот посоветовал ему валить по-хорошему: у его семьи и так достаточно места, а будет продолжать выеживаться – лишится и того жилья, которое имеет, и вся его паршивая семейка быстро отправится посреди зимы жить под забором, и даже без вещей.
Исилдура эта новость немного вывела из того страшного оцепенения, в котором он находился все эти дни. Потеря дома Нолондила, из-за которой так злился Амандил, его совершенно не волновала – он бы просто не смог себя пересилить и войти туда после того, что случилось с семьей дяди. Сама мысль о том, чтобы просто переступить порог или даже открыть калитку, казалась ему совершенно невыносимой. Однако его сильно смутили слова королевского чиновника о том, что в пустующем доме теперь будет жить семейка морэдайн, да еще высокого ранга. Только этого не хватало, пусть там еще Саурон собственной персоной поселится, и останется только либо самому на себя руки наложить, либо тихо сидеть и ждать смерти – которая, скорее всего, придет после страшных мучений.
Где-то дня через два случилось новое несчастье. Нэстар, приятель Исилдура, который мечтал жениться на зверски убитой Исилвэн, после произошедшего тоже замкнулся в себе и почти ни с кем не разговаривал, общаясь с домашними только по насущным повседневным вопросам. Обеспокоенные душевным состоянием сына родители попытались обсудить с ним его горе, но Нэстар только отмалчивался – лишь один раз сказал, что жизнь в этом кошмарном мире не имеет смысла и для него лучше было бы быть бездушным камнем и ничего не чувствовать либо просто умереть. Вскоре после этого в дверь дома Исилдура постучала перепуганная мать его друга – она с порога поинтересовалась, не к нему ли в гости пошел ее сын. Тот отрицательно покачал головой: он не виделся с Нэстаром уже больше недели.
- Простите меня, я не стала бы вам мешать, - с отчаянием в голосе произнесла женщина, - но мой сын не ночевал дома. Дверь в его комнату заперта, но его там нет. Мы стучали. Мой муж тоже пошел его искать. Вы сами знаете, каково моему Нэстару сейчас… мне больше не к кому обратиться.
Исилдур испугался.
- Подождите, не уходите. Я с вами.
Он выбежал из дома, даже не накинув плащ – мама кричала ему вслед, чтобы оделся, потому что на улице очень холодный ветер, но он ее не слушал – его слишком беспокоила судьба Нэстара. Потом, вспоминая этот день, Исилдур так и не мог понять, что повело его в правильную сторону – случай или интуиция. Возле дома его друга уже много лет стоял какой-то полуразвалившийся сарай – соседи запрещали детям туда ходить, хоть местную малышню и одолевало искушение поиграть в заброшенном строении; все боялись, что ветхое сооружение обрушится им на головы и ребятишки пострадают. Почему-то он сразу отправился с матерью Нэстара именно туда; полурассыпавшаяся дверь оказалась запертой изнутри даже не на засов, а на какую-то палку. От первого же удара она слетела с петель, и в следующий миг глазам Исилдура предстало жуткое зрелище. Нэстар был мертв – наложил на себя руки. Запершись в этом сарае и понадеявшись, что никто его тут не найдет и не помешает страшному замыслу, он бросился на собственный меч. Его мать, увидев тело сына в луже застывшей крови, упала без чувств на пороге. Потом были похороны, слезы безутешных родителей, потерявших единственного сына, Исилдур и его родные говорили им какие-то слова утешения... Амандил, разумеется, в очередной раз повел себя более чем неуместно - во время тризны сначала выдал, что Нэстар, покончив с собой, повел себя не слишком хорошо, потому что не подумал о своих родных и близких, а потом намекнул, что несчастный юноша чуть ли не сам виноват в том, что произошло с ним самим и с Исилвэн, потому что нечего было развратничать до свадьбы. Его старший внук внутренне кипел от злости, но промолчал: говорить деду, что он неправ, было бы и бесполезно, и опасно. Во-первых, он все равно его не послушает и в очередной раз обвинит в непочтительном поведении, во-вторых, все думают, что в бесчестии Исилвэн повинен именно Нэстар. Один Эру знает, кто это был на самом деле, но пусть уж лучше все считают, что девушку соблазнил несчастный самоубийца, чем домысливают себе неизвестно что и треплют доброе имя покойной на всех углах. Наверняка какой-нибудь заезжий торговец или моряк с тех судов, что иногда бросают якорь в порту Роменны и здесь выгружаются, нашел юную неопытную дурочку, наврал ей с три короба про любовь, пообещал жениться и увезти жить в прекрасную усадьбу на берегу моря, а потом… Великие Валар, Исилвэн ведь была такой наивной, по сути еще ребенком, наверняка она даже и не поняла, что этот негодяй с ней сделал, а потом, когда живот стал расти, было уже поздно сокрушаться. Глупо обвинять в разврате тех, кто в силу молодости и неопытности даже не представляет себе, что это такое, а уж тем более – немилосердно говорить родителям, похоронившим сына, что он сам виноват… Исилдур, конечно, знал, что Нэстар ни в чем не виноват и вообще ни разу в жизни не касался женщины, но даже будь он и в самом деле повинен в соблазнении бедной Исилвэн, он не заслужил такой смерти и даже таких слов! При таком раскладе – нужно было их поженить, как полагается в таких случаях, чтобы скрыть позор, но не убивать же кого-то за то, что ребенок зачался вне брака!
На следующий день после похорон Нэстара Исилдур заглянул в гости к их общему другу Валандуру – тот тоже был на поминках, но поговорить они так и не успели. Его жена Вардильмэ снова ждала ребенка, но будущий отец выглядел отнюдь не радостным. Запершись с приятелем на кухне, он поведал ему, что его гнетет не только то, что случилось с Нэстаром, но и то, что должно произойти – или не произойти – совсем скоро, по всем расчетам – в конце марта или самом начале апреля.
- Знаешь, я уже не верю в благополучный исход, - Валандур проверил, плотно ли закрыта дверь, чтобы, не дай Эру, не услышали родители или тем более жена. – Я очень хочу ребенка, мне уже совершенно не важно, сын или дочь, главное, чтобы он был здоровым! Или она, я же сказал – все равно… Только я действительно уже ни на что не надеюсь. Сейчас я скажу кое-что такое, после чего ты, наверное, меня осудишь и не станешь больше со мной разговаривать, но мне не хочется скрывать правду от друга. Я молил Эру, чтобы он пощадил нас, и у нас не было больше детей. Я уж надеялся, что не будет, но мои молитвы помогли ненадолго. Боюсь не выдержать. Я и так уже один раз сорвался. С одной стороны, я понимаю, что моя жена ни в чем не виновата, она очень хорошая и добрая женщина, прекрасная хозяйка, и я очень ее уважаю. С другой… ты не можешь себе представить, как себя чувствует человек, ребенок которого умирает у него на глазах. Я смотрел на это – и не знаю, как сам не умер. Дай Эру тебе никогда такого не испытать. Хуже, чем мне, наверное, только родителям Нэстара, я удивляюсь, как они еще держатся, я бы на их месте наверняка с ума сошел.
- Я не собираюсь тебя осуждать, - тихо ответил Исилдур, - к сожалению, у тебя есть повод и причина так говорить. Не знаю, как бы я поступил на твоем месте, но уж точно скорее бы беспокоился, а не радовался. Мне очень жаль, что с твоими детьми такое случилось, буду молиться, чтобы хоть в этот раз все прошло благополучно.
Он не стал говорить и без того опечаленному и удрученному Валандуру о том, что Нэстар наверняка умер не сразу – когда мать его друга потеряла сознание, он остался в сарае один на один с телом и подошел к покойному, чтобы закрыть ему глаза. Внимание Исилдура привлекло то, что губы у Нэстара были все искусаны, нижняя так вообще прокушена насквозь, а руки судорожно сжаты в кулаки – как будто он из последних сил терпел совершенно невыносимую боль, но пытался все же не стонать и не кричать, чтобы никто не пришел на помощь и не увидел его там… хотя дело было все равно безнадежное, даже если бы Нэстара и нашли еще живым – рана была однозначно смертельна, с такой жуткой дырой в груди протянул бы он в лучшем случае несколько часов, и самый лучший врач его бы не спас. Наверное, оно и хорошо, что этого не произошло, и родители не смотрели на предсмертные мучения собственного сына. Он вспомнил свое детство – ему было десять, когда родился Анарион, и в то же мгновение подумал о том – или той – кто скоро тоже должен появиться на свет. Исилдура передернуло: ребенок приходит в этот мир таким маленьким, беспомощным, учится ходить, говорить, держать ложку, читать, писать, родители заботятся о нем, он становится взрослым, а потом все может оборваться в одно мгновение. Как у Нэстара. Как у Исилвэн. Они могли бы сейчас жить. Они уже ничего не смогут. Даже Радруин – уж на что старший сын Элендила его не выносил – тоже не заслужил такой жуткой и нелепой смерти. Однако ведь ничего сделать нельзя. Остается только молить Валар и Эру, чтобы все обошлось, чтобы ребенок Валандура родился живым и здоровым. После того, что случилось с Исилвэн, Исилдура еще больше тревожила судьба его будущего младшего брата или сестры: мало всех неприятностей и подонков-арузани в городе, так еще семейка морэдайн вскоре поселится в доме покойного дяди, а Амандил с Элентиром гордые, наверняка ведь просто так с этим не смирятся. Не дай Эру, навлекут беду на всех родичей, и пиши пропало – ведь если подручным Ар-Фаразона что не по нраву, так они и беременную женщину не пощадят.
Обещанные гости – вернее, не гости, а пришедшие навеки поселиться – действительно появились в Роменне где-то недели через две. Все это время дом Нолондила стоял пустым, с распахнутой настежь дверью и открытой калиткой, но туда никто не заходил, даже уличные мальчишки, которые обычно любили озорничать и лазить по всяким заброшенным постройкам, обходили место недавней трагедии стороной. Исилдур, наблюдая за этим, про себя горько усмехался: наверняка пройдет так лет двести – все начнут наперебой рассказывать всякие истории, одна другой страшнее, и твердить, что дом был проклят. Как-то ранним утром, когда вся семья Элендила собралась в столовой за завтраком (Амандил, как назло, в этот день тоже заглянул к сыну в гости), с улицы послышался шум – как будто к соседнему дому подъехала телега или повозка. Исилдур подошел к окну, из которого можно было прекрасно видеть присыпанное ранним снегом пепелище, оставшееся на месте дома Радруина, и сбоку – бывшее жилье Нолондила. Ну что ж, тот чиновник, с которым разговаривал Амандил, к сожалению, не врал: подручный Саурона с семьей пожаловали в Роменну.
- Что ты там рассматриваешь? Садись есть! – окликнул его отец.
Исилдур повернулся к Амандилу.
- К сожалению, ты ошибся, когда решил, что тот прислужник короля решил приберечь дядин дом для собственных родичей. Вон, полюбуйся, у нас новые соседи.
- Ненавижу морэдайн, - процедил сквозь зубы Анарион.
Амандил тоже посмотрел в окно. У крыльца дома Нолондила и в самом деле стояла какая-то невзрачная видавшая виды повозка, и одетый в черное худощавый светловолосый мужчина в годах вместе с двумя королевскими стражниками выгружал из нее вещи, осторожно складывая всякие сундуки, тюки и коробки возле калитки. Потом он учтиво поклонился своим помощникам, поблагодарил их, пожав им руки на прощание, и из повозки вышла женщина с маленьким мальчиком на руках – у нее были такие же светло-русые волосы, как и у мужа, только заплетенные в длинную косу. Исилдуру бросилось в глаза, что мораданэт тоже уже отнюдь не молода, даже странно, что у людей в возрасте такой маленький сын – ребенку на вид было года два, от силы два с половиной. Интересно, он у них родной или приемный? Вроде похож на родителей.
- Вот грязные твари, - скривился Амандил. – Уже скоро шагу нельзя будет ступить, чтоб не встретить какую-нибудь мораданскую рожу. Да добро б они еще все при дворе короля сидели, так нет же, уже возле нашего дома толкутся и даже в нашем доме живут. Вообще-то по закону дом Нолондила должен принадлежать нам, и если я увижу на улице этого белобрысого ублюдка – скажу ему, чтоб валил назад к себе в Мордор вместе со своей подстилкой и отродьем.
Исилдур покосился на родных; мать побледнела как полотно, Элендил смотрел на отца со смесью страха и недоумения, Анарион молчал, глядя в тарелку. Великие Валар, они что все тут – с ума посходили?
- Давай, иди, скажи, можешь прямо сейчас, пока эти морэдайн только приехали, - не выдержал он. – Думаю, они тебя охотно послушают, сразу соберут свои пожитки и уедут назад в Мордор. И, разумеется, ничего не скажут ни королю, ни Саурону. Просто объяснят все тем, что им, например, всего лишь город не понравился. Зато на следующий день к нам явится Тайная Стража во главе с самим старшим советником, и хорошо, если тебя просто сразу убьют, как Радруина. Если бы я был круглым сиротой, то с удовольствием пошел бы к этому морадану и дал ему в зубы, а потом наведался в королевский дворец и прикончил Зигура, только у меня, знаешь ли, есть родители, жена, младший брат, и мне не очень-то хочется, чтобы на них потом отыгрались. Тебе прекрасно известно, что король на это способен. Ты там, кажется, говорил, что старшая дочь дяди Нолондила жива и замужем за каким-то придворным, так? А не боишься, что после твоей неуместной выходки ее мужа выгонят со службы и по приказу свыше не возьмут даже чистить сточные канавы, и Мериль пойдет вместе с ним просить милостыню?
Амандил в бессильной злобе сжал кулаки, но не решился ударить своевольного внука на глазах у сына.
- Когда я был маленьким, то читал книгу об одном вастаке, который тайно служил Маэдросу, но делал вид, будто верен прихвостням Моргота, - продолжал Исилдур. – Однажды об этом прознал кто-то из внуков Ульдора Проклятого. Знаешь, что сделали с этим несчастным? Понятное дело, убили, поджарили живьем на деревянной решетке, только самое страшное было в том, что этот вастак жил со своими родителями и недавно женился, а его жена ждала двойню. Сначала слуги Врага убили у него на глазах старика со старухой, а потом распороли живот беременной женщине. Перед тем, как умереть самому, муж смотрел на ее мучения. Надеюсь, ты понял, о чем я? Если тебе самому жить надоело, пожалей хотя бы мою мать! Пока эти морэдайн никого из моей семьи не трогают – пусть живут себе спокойно! Если тронут, это уже другое дело, но будем надеяться, что этого не произойдет!
Амандил пару минут смотрел на внука с перекошенным от злости лицом, потом молча покачал головой и вернулся за стол. Исилдур отошел от окна.
- Мне что-то есть расхотелось, уж простите, - он решительно вышел из кухни и захлопнул дверь.
Дня через четыре Исилдур случайно увидел у отца в комнате на столе распечатанное письмо от эльфийского короля Гил-Галада, с которым Элендила связывала давняя тайная дружба – видимо, кто-то, рискуя жизнью, переправил весточку с материка в Роменну. То, что читать чужие дневники и письма без разрешения нехорошо, Исилдур прекрасно знал с раннего детства, однако в этот раз любопытство взяло верх над хорошими манерами, и он, убедившись, что никого из родных нет рядом, все же заглянул в послание верховного повелителя Нолдор. Судя по его содержанию, Гил-Галад знал не только обо всем происходящем в Нуменоре, но и о недавней кровавой трагедии в семье лордов Андуниэ.
«Мой дорогой друг,
когда я прочитал твое последнее письмо, то был глубоко потрясен случившимся. Прежде всего – хочу выразить свои искренние соболезнования тебе и всем твоим близким. Я уверен, что это наверняка происки проклятого Саурона, потому что мне точно так же, как и тебе, совершенно не верится в то, что твой родич мог убить собственную дочь. Скорее всего, с ней и ее братом разделались морэдайн, а вину свалили на лорда Нолондила и его супругу, чтобы под благовидным предлогом заполучить в свои кровавые когти их жилье и имущество. Мне это все знакомо отнюдь не понаслышке – когда погиб мой любимый брат Келебримбор, потерявший всякий стыд и совесть Враг, который собственноручно подвергал Тъелпе чудовищным пыткам, в своей лжи дошел до того, что сваливал вину на моего герольда Элронда. Разумеется, ему никто не поверил, кроме его собственных головорезов, готовых по первому приказу своего властелина даже броситься в жерло Ородруина. Поэтому я все же уверен, что благородный лорд Нолондил невиновен, а все произошедшее – дело рук прислужников Саурона. Однако сейчас мы оба находимся в таком положении, что не сможем предпринять против Врага ровным счетом ничего – в особенности после того, как он нашел себе нового союзника в лице могущественного Ар-Фаразона. Я уверен, что впоследствии он точно так же воспользуется вашим королем, как в свое время моим братом, а при случае от него избавится, как только он перестанет быть ему нужен, но сейчас дела обстоят так, что ты сам и вся твоя семья находитесь на краю пропасти. Я очень за вас боюсь. Все осложняется тем, что скоро у тебя должен родиться еще один ребенок. Поэтому я очень прошу тебя – уезжай с Острова. Ради своих сыновей. Ради того, кто скоро должен родиться. Ты знаешь, что ты мой лучший друг, я тебя очень люблю и всегда с радостью приму вместе со всей семьей. Приезжай ко мне, поживете у меня, сколько понадобится, а там, может быть, все как-нибудь со временем наладится.
Твой любящий друг
Финэллах Эрейнион Гил-Галад»
Исилдур тяжело вздохнул и положил письмо назад на стол, после чего подошел к окну и, отодвинув занавеску, посмотрел в сторону дома Нолондила. Пока что поселившиеся в нем морэдайн вели себя очень даже прилично – в основном они целыми днями наводили порядок в своем новом жилье, подмели крыльцо, почистили дорожки во дворе и даже поменяли две рамы. За ограду они не выходили, но днем мораданэт обычно гуляла возле дома с малышом. И родители, и ребенок были одеты всегда в черное без каких-либо украшений или узоров, старались внимания к себе не привлекать и не общались с другими жителями Роменны. Ну ладно, пока они никого не трогают – пусть себе живут, главное, чтобы никому из Верных от этого плохо не было.
ficbook.net/readfic/94084/3179504#part_content
Обзорам